Неточные совпадения
Осип (кричит в окно).Пошли, пошли! Не время,
завтра приходите!
О матери Сережа не думал весь вечер, но, уложившись в постель, он вдруг вспомнил о ней и помолился своими словами о том, чтобы мать его
завтра, к его рожденью, перестала скрываться и
пришла к нему.
― Я
пришел вам сказать, что я
завтра уезжаю в Москву и не вернусь более в этот дом, и вы будете иметь известие о моем решении чрез адвоката, которому я поручу дело развода. Сын же мой переедет к сестре, ― сказал Алексей Александрович, с усилием вспоминая то, что он хотел сказать о сыне.
Потом надо было еще раз получить от нее подтверждение, что она не сердится на него за то, что он уезжает на два дня, и еще просить ее непременно
прислать ему записку
завтра утром с верховым, написать хоть только два слова, только чтоб он мог знать, что она благополучна.
— Vous m’excuserez, mais vous voyez… Revenez vers dix heures, encore mieux demain. [Извините меня, но вы видите…
Приходите к десяти часам, еще лучше —
завтра.]
— Не хотите ужинать? Ну, прощайте.
Завтра приходите со слесарем.
«
Завтра пойду рано утром и возьму на себя не горячиться. Бекасов пропасть. И дупеля есть. А
приду домой, записка от Кити. Да, Стива, пожалуй, и прав: я не мужествен с нею, я обабился… Но что ж делать! Опять отрицательно!»
В этот же день Варенька
пришла обедать и сообщила, что Анна Павловна раздумала ехать
завтра в горы. И княгиня заметила, что Кити опять покраснела.
— Я сейчас съезжу к maman, она может
прислать мне деньги чрез Егорова. И
завтра я готов ехать, — сказал он.
Грушницкий
пришел ко мне в шесть часов вечера и объявил, что
завтра будет готов его мундир, как раз к балу.
«Сегодня в десятом часу вечера
приходи ко мне по большой лестнице; муж мой уехал в Пятигорск и
завтра утром только вернется. Моих людей и горничных не будет в доме: я им всем раздала билеты, также и людям княгини. Я жду тебя;
приходи непременно».
Он посмотрел довольно дерзко, поправил галстук и отвернулся; шедший возле него армянин, улыбаясь, отвечал за него, что точно
пришла оказия и
завтра утром отправится обратно.
— Так как моя бричка, — сказал Чичиков, — не
пришла еще в надлежащее состояние, то позвольте мне взять у вас коляску. Я бы
завтра же, эдак около десяти часов, к нему съездил.
«
Приходи, братец,
завтра, а сегодня мне как-то некогда».
— Никогда! Да и не знаю, даже и времени нет для скучанья. Поутру проснешься — ведь нужно пить чай, и тут ведь приказчик, а тут и на рыбную ловлю, а тут и обед. После обеда не успеешь всхрапнуть, а тут и ужин, а после
пришел повар — заказывать нужно на
завтра обед. Когда же скучать?
— Знаю и скажу… Тебе, одной тебе! Я тебя выбрал. Я не прощения
приду просить к тебе, а просто скажу. Я тебя давно выбрал, чтоб это сказать тебе, еще тогда, когда отец про тебя говорил и когда Лизавета была жива, я это подумал. Прощай. Руки не давай.
Завтра!
Снесите-ка к нему,
завтра или… когда
придет время.
— Я так и знал, что ты выбежишь, — сказал он. — Воротись к ним и будь с ними… Будь и
завтра у них… и всегда… Я… может,
приду… если можно. Прощай!
— Слушай, — поспешил Раскольников, — я
пришел только сказать, что ты заклад выиграл и что действительно никто не знает, что с ним может случиться. Войти же я не могу: я так слаб, что сейчас упаду. И потому здравствуй и прощай! А
завтра ко мне
приходи…
— Разумеется, так! — ответил Раскольников. «А что-то ты
завтра скажешь?» — подумал он про себя. Странное дело, до сих пор еще ни разу не
приходило ему в голову: «что подумает Разумихин, когда узнает?» Подумав это, Раскольников пристально поглядел на него. Теперешним же отчетом Разумихина о посещении Порфирия он очень немного был заинтересован: так много убыло с тех пор и прибавилось!..
— Вы бы, Лизавета Ивановна, и порешили самолично, — громко говорил мещанин. — Приходите-тко
завтра, часу в семом-с. И те прибудут.
— Не знаю. Всё
завтра утром… Не в том дело: я
пришел одно слово сказать…
— Не навек? Ведь еще не навек? Ведь ты
придешь,
завтра придешь?
Варвара (встает). Ну, прощай! (Зевает, потом целует холодно, как давно знакомого.)
Завтра, смотрите,
приходите пораньше! (Смотрит в ту сторону, куда пошли Борис и Катерина.) Будет вам прощаться-то, не навек расстаетесь,
завтра увидитесь. (Зевает и потягивается.)
Огудалова. Отчего же… Я ее сейчас
пришлю к вам. (Берет футляр с вещами.) Да вот, Сергей Сергеич,
завтра Ларисы рождение, хотелось бы подарить eй эти вещи, да денег много не хватает.
Моя искренность поразила Пугачева. «Так и быть, — сказал он, ударя меня по плечу. — Казнить так казнить, миловать так миловать. Ступай себе на все четыре стороны и делай что хочешь.
Завтра приходи со мною проститься, а теперь ступай себе спать, и меня уж дрема клонит».
— Я тебя прошу — не
приходи! Тебе надобно лежать. Хочешь, я
завтра же перевезу тебе фисгармонию?
— Иван Дронов, я
пришлю его
завтра, послезавтра.
— Гроб поставили в сарай…
Завтра его отнесут куда следует. Нашлись люди. Сто целковых. Н-да! Алина как будто
приходит в себя. У нее — никогда никаких истерик! Макаров… — Он подскочил на кушетке, сел, изумленно поднял брови. — Дерется как! Замечательно дерется, черт возьми! Ну, и этот… Нет, — каков Игнат, а? — вскричал он, подбегая к столу. — Ты заметил, понял?
«Да, ее нужно рассчитать, — решил Клим Иванович Самгин. — Вероятно,
завтра этот негодяй
придет извиняться. Он стал фамильярен более, чем это допустимо для Санчо».
— Покрой мне ноги еще чем-нибудь. Ты скажешь Анфимьевне, что я упала, ушиблась. И ей и Гогиной, когда
придет. Белье в крови я попрошу взять акушерку, она
завтра придет…
—
Приходи скорей, — сказала она. —
Завтра же
приходи,
завтра — праздник.
Красавина.
Завтра приду к тебе, условие напишем; а теперь говори одно, что влюблен. (Заглядывает в беседку.) Домна Евстигневна! выходи, ничего!
—
Завтра придешь к нам? — вместо ответа спросила она.
— Когда не знаешь, для чего живешь, так живешь как-нибудь, день за днем; радуешься, что день прошел, что ночь
пришла, и во сне погрузишь скучный вопрос о том, зачем жил этот день, зачем будешь жить
завтра.
— Да, — говорила она, — я простужусь, сделается горячка; ты
придешь сюда — меня нет, пойдешь к нам — скажут: больна;
завтра то же; ставни у меня закрыты; доктор качает головой; Катя выйдет к тебе в слезах, на цыпочках и шепчет: больна, умирает…
У ней даже доставало духа сделать веселое лицо, когда Обломов объявлял ей, что
завтра к нему
придут обедать Тарантьев, Алексеев или Иван Герасимович. Обед являлся вкусный и чисто поданный. Она не срамила хозяина. Но скольких волнений, беготни, упрашиванья по лавочкам, потом бессонницы, даже слез стоили ей эти заботы!
— Пожалуй. Но
завтра так
приди, к обеду, слышишь?
«Ночью писать, — думал Обломов, — когда же спать-то? А поди тысяч пять в год заработает! Это хлеб! Да писать-то все, тратить мысль, душу свою на мелочи, менять убеждения, торговать умом и воображением, насиловать свою натуру, волноваться, кипеть, гореть, не знать покоя и все куда-то двигаться… И все писать, все писать, как колесо, как машина: пиши
завтра, послезавтра; праздник
придет, лето настанет — а он все пиши? Когда же остановиться и отдохнуть? Несчастный!»
— Ничего; что нам делать-то? Вот это я сама надвяжу, эти бабушке дам;
завтра золовка
придет гостить; по вечерам нечего будет делать, и надвяжем. У меня Маша уж начинает вязать, только спицы все выдергивает: большие, не по рукам.
— Куда недели через три! Управляющий говорит, что чрез две недели рабочие
придут: ломать все будут… «Съезжайте, говорит,
завтра или послезавтра…»
— Чтоб ты…
завтра пришел к нам…
— Однако мне пора в типографию! — сказал Пенкин. — Я, знаете, зачем
пришел к вам? Я хотел предложить вам ехать в Екатерингоф; у меня коляска. Мне
завтра надо статью писать о гулянье: вместе бы наблюдать стали, чего бы не заметил я, вы бы сообщили мне; веселее бы было. Поедемте…
«
Завтра письмо должно
прийти из деревни», — думал он, и сердце у него билось… билось… Наконец-то!
— Да; ma tante уехала в Царское Село; звала меня с собой. Мы будем обедать почти одни: Марья Семеновна только
придет; иначе бы я не могла принять тебя. Сегодня ты не можешь объясниться. Как это все скучно! Зато
завтра… — прибавила она и улыбнулась. — А что, если б я сегодня уехала в Царское Село? — спросила она шутливо.
— В котором часу он
завтра придет в беседку, кажется, в пять? — спросила она отрывисто.
«Если сегодня не получу ответа, — сказано было дальше, —
завтра в пять часов буду в беседке… Мне надо скорее решать: ехать или оставаться?
Приди сказать хоть слово, проститься, если… Нет, не верю, чтобы мы разошлись теперь. Во всяком случае, жду тебя или ответа. Если больна, я проберусь сам…»
— Ах! — сделала она, — доживу ли я! Ты до
завтра как-нибудь… успокой бабушку, скажи ей что-нибудь… чтоб она ничего не подозревала… не
присылала сюда никого…
Бабушка немного успокоилась, что она
пришла, но в то же время замечала, что Райский меняется в лице и старается не глядеть на Веру. В первый раз в жизни, может быть, она проклинала гостей. А они уселись за карты, будут пить чай, ужинать, а Викентьева уедет только
завтра.
— Нельзя ли
прислать косыночку
завтра? — шептала она ему, — мы утром с Николаем Андреичем на Волгу уйдем… она понадобится…